Когда тебе необходимо отыскать союзников в этом акульем царстве мира, действовать приходится осторожно, полагаясь на самого себя. Никто тебе не поможет, если ты оступишься или подвернешь ногу – напротив, стая голодных хищников набросится на тебя в тот же миг, не оставив ничего от твоего тела, твоей личности, твоей культурной уникальности. Уповать в таком случае ты можешь только на волю небес.
Или на помощь одной из акул, которая пока слишком слаба, чтобы поглотить тебя. Стоит наладить с ней контакт, как ты сам превратишься из мелкой рыбешки в грозу океана. Важен верный первый шаг.
Свои начальные шаги Япония распределила четко и год за годом стремилась занять достойное место под солнцем. И вот наступил момент, когда пришла пора стать хищником, заведя при этом дружбу с таким же зверем, как ты сам. Преследуя эти цели, Сакура и посетила Канаду.
Долгий перелет сказался на состоянии Японии: взойдя на борт самолета в аэропорту Ханэда, она свыше десяти часов провела в воздушном пространстве, прежде чем сошла на землю канадской столицы. Она толком не спала, и усталость давала о себе знать. Но после нескольких насильно выпитых чашек кофе Сакура заметно приободрилась и смогла взять себя в руки. Сегодняшний день был важным, промахов не должно было быть.
Ее вместе с премьер-министром Танака встретили в аэропорту подчиненные Канады и отвезли прямиком к тому месту, где были намечены переговоры. Автомобили остановились прямо возле входа в многоэтажное здание, вполне подходившее, по мнению Сакуры, для приема гостей. Швейцар услужливо открыл дверцу машины, и Япония не замедлила выбраться из нутра авто. Дождавшись Танаку, она боязливо юркнула в здание, надеясь, что немногие канадцы успели завидеть восточную диковинку в своей стране. Когда Япония прибывала с официальными визитами в другие страны Запада, ей всегда доставались излишне пристальные взгляды иностранцев. Сакура не знала, было ли это связано с ее национальным кимоно, но каждый раз ощущала себя не в своей тарелке.
Впрочем, пока она не испытывала неловкости. Канадцы были обходительны с ней и с Какуэем, сопровождающие нашлись быстро, и скоро Японию и ее нынешнего премьер-министра вели куда-то на верхние этажи. Успевая рассматривать интерьер многочисленных коридоров, Сакура между тем перебрасывалась парой слов с Танакой.
- Оставляю на вас Трюдо. Я ценю ваши дипломатические способности и желание реконструировать Японские острова. Но не совершите никаких глупостей, - в голосе девушки отчетливо прозвучали металлические нотки. Она не доверяла Танаке и не скрывала этого. Для себя Мотидзуки четко обозначила, что если в этот раз Какуэй подложит ей мину или поставит в неловкое положение, то она сделает всё для того, чтобы в октябре же этого года он подал в отставку*. Своевольный премьер-министр, не считавшийся с мнением правящей и оппозиционных партий, был серьезной брешью государства. Пощады от Сакуры не смел ждать никто, даже японец.
- Не беспокойтесь, госпожа Сакура, я не подведу вас, - с готовностью произнес Танака, - не посмею.
- С вашим-то прозванием «теневого сёгуна»? Не сомневаюсь.
Бросив эту короткую фразу, Мотидзуки развернулась в противоположную от Какуэя сторону и последовала за своим сопровождающим, который провожал ее к Канаде. Остановившись у нужной двери, мужчина чуть поклонился и ушел по своим делам, оставив Сакуру одну. Глубоко вдохнув, она дотронулась до прохладной ручки и потянула дверь на себя.
- Гомен кудасай, - едва различимо прошептала Япония, только-только переступив порог комнаты. По старой привычке она принесла свои извинения за то, что потревожила хозяина дома своим визитом.
Реакция Канады оказалась более быстрой, чем предполагала Сакура. Почти сразу же ровный мужской голос обратился к ней, и Япония невольно замерла, прислушиваясь к приятному тембру собеседника.
- Доброго дня, Мотидзуки-сан. Или правильнее будет сказать "konnichiwa"?
Она ненароком поправила вколотый в волосы цветок шиповника – красноватые лепестки податливо согнулись под пальцами и выпрямились, едва Сакура отняла от них руку – и оглядела Канаду, гадая, уловил ли тот скрытый смысл в этом жесте. Дикая роза, которая была символом Альберты, одновременно являлась предупреждением Уильямсу: не стоило вестись на внешнюю слабость, у прекрасного цветка имелись свои шипы. Такой же была и Япония, с которой нельзя было быть опрометчивым.
Сакура позволила Мэттью перехватить инициативу в завязавшейся беседе и ничуть не сожалела об этом. Знание японского, пусть и поверхностное, не укрылось от Мотидзуки, привыкшей поощрять старания иностранцев в изучении ее родного языка. Она неторопливо сложила руки вместе и, плавно поклонившись, ответила:
- Как вам будет угодно, - выждав несколько мгновений, она решилась продолжить начатую речь. – Здравствуйте и вы, господин Уильямс. Благодарю вас за то, что нашли время для этой встречи. Я – Япония, мое имя – Сакура. Сакура Мотидзуки, - поправилась она, помня о том, что на Западе первым всегда шло имя, а затем фамилия. – Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.
Сакура улыбнулась вежливо, заискивающе, как улыбаются те, которые запутались на дороге жизни и рискнули спросить у первого попавшегося правильный путь. Япония контролировала мимику своего лица, позволяя собеседнику видеть лишь то, что ему следовало наблюдать. Беспомощное создание, переживавшее не лучшие времена и запросившее у Канады поддержки – такая роль была интересна Сакуре, поэтому она и исполняла ее. Поверил ли Уильямс своей собеседнице? Пока трудно было сказать наверняка.
Она подняла голову и на краткий миг пересеклась взглядом с Канадой. Бегло изучила его лицо, обрамленное светлыми волнистыми волосами, с чертами более мягкими, нежели у Альфреда. Постаралась убедить себя, что перед ней все-таки был Канада, не Америка, и призналась самой себе в очевидном: похожи, невероятно похожи.
«Но в этом нет ничего удивительного, они ведь братья», - подумала Сакура, снисходительно смотря на Мэттью. Впервые за два тысячелетия странное чувство кольнуло ее – она была единственной, не имевшей братьев и сестер, с кем бы росла бок о бок. Азиатские страны были близки Японии по менталитету, но не более того, а Китай, в свое время многому обучивший Сакуру, не воспринимался ею как родной. Она всегда держалась обособленно и только сейчас почувствовала душевное одиночество. Так вот, каково оно было.
Сакура подавила в себе эмоции, нахлынувшие волной, и приказала себе мыслить более трезво. Разницу между Америкой и Канадой она частично уловила: Мэттью был более уравновешен, нежели его брат, и ему не хватало задора и раскрепощенности, которые были в избытке у Альфреда. Впрочем, спокойствие Уильямса было очень кстати – Сакура не выдержала бы переговоров, окажись Канада точной копией США.
Наконец она поняла, что продолжать беседу следовало бы сидя. Подойдя к одному из кресел, она едва коснулась лакированного подлокотника, отметив гладкость полированной деревянной поверхности. Завидев на столе вазу с цветами, Сакура еле кивнула – осталась удовлетворена стоявшими в воде хризантемами, символом Японии. Настойчивость, решительность, наслаждение жизнью – словно про эти свои качества говорил через букет Канада. Но едва ли он знал о ханакотоба*.
- С вашего позволения, - проронив эти слова, Сакура аккуратно села в кресло, едва не утонув в том. Посетовав на свою неловкость и странную западную мебель, Япония переместилась почти на самый край кресла и лишь тогда смогла расслабиться. Теперь можно было и поговорить как следует.
И тут Сакура заметила, что в комнате находились не только она с Канадой. Сидевший чуть поодаль медведь оказался сюрпризом для девушки, никак не предполагавшей его присутствия здесь. Судя по тому, как не удивлялся животному Канада, Япония могла сделать вывод о том, что этот зверь был кем-то вроде питомца Мэттью. Что-то екнуло в груди Мотидзуки, заставив ее присмотреться повнимательней к медведю. Точно. Так оно и есть.
Белый, мягкий и, несомненно, пушистый.
Сердце Сакуры было покорено.
- Он... тоже ждал меня? – как-то подрастеряв свой боевой настрой, Сакура застенчиво кивнула в сторону домашнего любимца Канады, с волнением ожидая ответа. Черная бабочка, повязанная на шее медведя, не укрылась от взгляда Мотидзуки. Это было мило, трогательно и невообразимо приятно. Сакура уже мысленно представляла, какова на ощупь будет шерстка животного, как прекрасно будет зарыться в нее пальцами и ласково потеребить белый мех.
Сакура надеялась, что медведь, если и захотел бы прийти к ней на руки, не оказался бы задушенным ею в порыве сентиментальной нежности.
Она ненавидела эту свою слабину ко всему маленькому и пушистому, но ничего не могла с собой поделать.

Отредактировано Mochizuki Sakura (2014-04-20 22:35:38)

Сакура с трудом удерживалась от изумления, которое грозилось исказить черты ее спокойного лица. В самом деле, каждая страна была со своими причудами, но даже привыкшая к лихим перепадам настроения Америки Япония удивилась при виде сосредоточенного Канады, разговаривающего со своим медведем как с вполне разумным человеком, понимающим все с полуслова.
Разве такое поведение поддавалось трезвой оценке?
- Конечно, Кумакичи очень любит гостей, особенно девушек. Поэтому решил принарядиться.
Сакура, как настоящая женщина до мозга костей, не могла не уловить в этом своеобразный намек. Она даже напряглась, неосознанно выпрямившись еще сильнее (если, это, конечно, вообще было возможно с ее извечно ровной осанкой), и с легким сомнением глянула в сторону Канады.
«Да нет, вряд ли».
Японии с трудом верилось в то, что Уильямс был настолько искушен в светских беседах, что позволил себе оказать ей ненавязчивый знак внимания. Сакуре сразу припомнился ее визит во французское посольство в Токио – по существу чисто ознакомительный, нежели деловой, в далеком 1887 году. Тогда иностранцы встретили ее на удивление приветливо, разодетые в пух и прах, нарядившие даже своих комнатных собачек. В ответ на немой вопрос Сакуры, с чего вдруг им понадобилось так измываться над бедными животными, французы с живостью пояснили: «Это иносказание. Говоря о том, что какая-то зверюшка приукрасила себя ради вашего прихода, мы подразумеваем под ней себя и хотим обратить ваше внимание на наш парадный вид».
Но Мэттью не был щеголем в отличие от того же Франции, потому судить о его привычках разбрасываться завуалированными комплиментами в адрес всех мало-мальски симпатичных дам Япония не бралась.
«Точно вряд ли», - с каким-то облегчением подумала Сакура и вернулась в реальность. Белый медведь спрашивал о личности Канады, на что Мэттью кротко отвечал с измученным лицом, на котором отображалась едва ли не скорбь всего китайского народа, начавшего активно репродуктироваться после Второй мировой и понявшего, что скоро это приведет к катастрофическим последствиям.
Но не будем о больших проблемах скромных азиатских стран.
Сцена умилительного представления развеселила Мотидзуки. Она подавила смешок, поднеся ко рту кулачок. Хозяин и его питомец явно стоили друг друга. При этом Японию совершенно не озадачил говорящий медведь, хотя растеряться при виде такой аномалии, наверное, и стоило бы. Между тем животное подошло к Сакуре, его мохнатая тяжеловатая лапа коснулась ее ноги. Волнующий медведя вопрос снова прозвучал вслух, и Мотидзуки, испытывая дичайший восторг и прилив воодушевления, с улыбкой потрепала питомца Канады по лобастой голове.
- Я – Япония. А ты кто?
- Кума, - произнес медведь и затих, сосредоточенно ластясь к Сакуре. И больше девушке ничего нового не удалось выяснить.
«Видимо, даже канадские медведи страдают рассеянностью. С чего бы это?»
Безымянный кума активно захлопотал вокруг Сакуры и, уличив момент, забрался к ней в кресло, после чего с промедлением, но устроился у нее на коленях. Мотидзуки с наслаждением взъерошила светлую шерстку животного, чуть более жесткую, нежели у кошек, которые любили гостить в доме Сакуры. Как ни странно, на ощупь мех и впрямь был очень приятным.
- Вы тоже любите животных? – обратилась она к Уильямсу. – Я слышала, в канадских лесах обитает множество уникальных зверей и птиц. Хотела бы я однажды воочию увидеть красоту вашей природы.
И здесь она нисколько не лукавила. Сакура была страстной любительницей естественной красоты, поэтому не было ничего необычного в такой заинтересованности Японии чужими природными дарами. Тем более ничто не определяло характер развития той или иной страны лучше, чем местность, на которой раскинулось государство. И раз в окружающей Японию и Канаду флоре было что-то схожее, вполне вероятным было бы и существование каких-то схожих черт в личностях Сакуры и Мэттью. Но пока это были только догадки, в правдивости которых Мотидзуки еще нужно было убедиться.
- У нас в Японии также немало живописных мест. Горячие источники, высокие горные хребты, масштабные лесные массивы... Мы почитаем природу, всегда спрашиваем у нее дозволения, когда приходит пора рубить вековые деревья или добывать что-то из недр земли. По такому поводу мы устраиваем пышные церемонии.
Сакура мысленно вернулась на родной архипелаг, словно снова ступила на свою землю, которая была ее домом более двух тысячелетий. Вдохнула запах моря, прошлась по каменистому побережью, посетила местный рыбацкий поселок... Определенно, старый уклад жизни манил ее куда больше современного, но пускаться в ностальгию Мотидзуки себе не позволяла. Слишком многое было уже сделано, чтобы можно было безболезненно повернуть назад и снова изолироваться от враждебного и такого огромного мира.
Невольно память подсказала давние события, середину XIX века, первый приезд Америки во всей красе и страшном великолепии. Точно, тогда все и рухнуло, а Альфред приложил все силы, чтобы мягко заставить Японию отказаться от сакоку и принять все его условия. Если подумать, то увлечение Джонса японской культурой после всего этого было неправильным и воистину чудным.
Губы Сакуры тронула печальная улыбка.
- Должно быть, все это вам уже поведал обо мне господин Джонс. Простите, если мой рассказ был вам скучен или утомителен.
Извинялась Сакура искренне, потому что в самом деле испытывала в этом потребность. Почему-то сама мысль о том, что Америка мог залпом и без разбору выдать все восточные тонкости кому-либо постороннему, оскорбила ее. Мотидзуки было тяжело представить, насколько неверное впечатление сложилось бы о ней у того, кто услышал бы громогласную тираду Джонса. Впрочем, судить о том, чего могло и не быть в принципе, было недальновидно, и Сакура поспешила отбросить свое беспокойство.
И с чего вдруг она упомянула в разговоре Америку?
Лишь выдержав паузу и отвлекшись на то, чтобы погладить питомца Канады за ушком, Япония утешила себя догадкой, что поступила разумно, подтолкнув беседу в правильное русло. Оставалось лишь затронуть важную тему, которой просто необходимо было коснуться перед тем, как прикинуть примерный план взаимовыгодного договора с Канадой. Итак, пора было браться за дело всерьез.
- Господин Уильямс, - размеренно начала она, с осторожностью выдавая каждое новое слово. – Что вы думаете о господине Джонсе?
Щекотливый и на редкость провокационный вопрос, заданный столь прямолинейно, поразил даже сам Сакуру – она не ожидала, что была способна действовать в лоб, а не с помощью вечных увиливаний и абстрактных речей.
- Надеюсь, вы и сами понимаете, что от вашего ответа зависит то, каким будет наше с вами сотрудничество. Здесь нет посторонних, все сказанное останется между нами. Поэтому я попрошу вас быть максимально честным со мною... или бесчестным.
Скажи ей Мэттью что-то в духе «Америка мой дорогой и единственный брат, он меня всегда опекал, что, конечно, было мне приятно, но успело засесть в печенках, потому я и ищу союзников на стороне», Сакура мигом поняла бы, что Канада – персона на редкость провальная. Уверь он ее, что США ему не друг, а как минимум заклятый враг, Япония бы ни на йоту не поверила и пришла бы к закономерному выводу: ее дурачат. Потому Мотидзуки ждала от Уильямса чего-то среднего, промежуточного, что устроило бы ее и дало четкое представление о текущей ситуации. Рисковать она была готова – а такой отчаянный шаг против Америки, бесспорно, был рискованным – но должна была быть уверена в том, что ее жертвы окупятся.
Дать исчерпывающие знания Сакуре сейчас мог только Мэттью, и никто иной.

Отредактировано Mochizuki Sakura (2014-05-07 23:26:35)